— Будь к ней милосердна, — тихо произнес Иери, глядя в сумрак погасших свечей. — Я прошу тебя… Будь к ней милосердна…

Последний удар и… тишина. Звенящая тишина, разрывающая сердце. Иери закрыл глаза, кровь, которая текла, внезапно остановилась.

— Любимый… — простонала я, прижимаясь к нему. — Любимый…

Когда я подняла взгляд, на меня смотрели изумленные голубые глаза. Они нервно оглядывались по сторонам. При виде своей крови принц взвизгнул, лихорадочно ощупывая свою грудь.

— Ты спасла меня? — он схватил меня за плечи и потряс. — Ты меня спасла? То есть ты любила меня? По-настоящему? Как здорово! Я буду жить! Мне удалось обмануть смерть! Не может быть!

Я смотрела на него с такой болью, которую не передать словами. Меня передергивало от этого неуместного ликования. Его высочество отпустило меня, а я все еще смотрела на свои окровавленные руки.

— Тебе денег дать? — поинтересовался принц, снова подлетая ко мне. — Сколько? Сколько тебе надо? Я дам сколько ты скажешь! За то, что ты меня спасла, я дам тебе все, что ты пожелаешь! Могу даже жениться на тебе… Хотя, с этим я бы не торопился… Я не верю… Не могу поверить… Я жив… Какое счастье! Смерть! Слышишь меня? Я тебе не достался! Бывают же на свете чудеса! Ой! А что так грустно? Что так тоскливо? И темно? Где все гости? Где музыка?

Я смотрела на принца холодным взглядом, полным ненависти и презрения. И лишь когда он отвернулся, я чуть не задохнулась, видя знакомый до боли силуэт… Мне казалось, что сейчас я положу руку, он обернется, и на меня снова будут смотреть любимые глаза…

Нет, глядя на этот щенячий восторг, я не могу сдержать слез. Тяжелый, как сердечный кашель, вздох вырвался у меня из груди. Я посмотрела на дверь, потом еще раз посмотрела на капли крови на полу и пошла прочь, пытаясь сдержать рыдания.

— Ты куда? — закричал Энрих, бросаясь за мной. — Постой! Давай веселиться! Сегодня у меня настоящий день рождения! Сейчас соберем гостей! Сейчас будет музыка! Ой, а тут столько всего приготовлено!

— Оставь меня, — процедила я, пытаясь вырвать свою руку из его руки. — Я не хочу тебя видеть… Просто не прикасайся ко мне…

— Нет, погоди… — задумчиво заметил его высочество, а потом разжал руку, брезгливо вытирая собственную кровь о штору. — Ладно, если хочешь — иди! За деньгами можешь прийти завтра утром! Я прикажу, чтобы тебе дали столько, сколько ты скажешь! Но в разумных пределах, разумеется…

«Не переживай, прынц, у нас есть скидки! — сардонически усмехнулся песец, пытаясь меня подбодрить. — Есть скидка для чемпиона по скоростному спуску с фантазией отбойного молотка! Вам оформлять?»

— Засунь эти деньги себе в задницу! — в сердцах выкрикнула я, озвучивая основное условие акции.

— А, я понял! Ты хочешь стать королевой… — подозрительно прищурился принц, прикидывая что-то в уме.

— И корону туда же! И поглубже! — плюнула на пол я, чувствуя, как из открытой двери веет живительной свежестью вечернего сада.

— Так, это уже слишком! — возмутился Энрих. — Повтори, что ты только что сказала! Ты как с принцем разговариваешь? Я не зову стражу только потому, что кое-чем тебе обязан. Но ведь мог бы и позвать! И тебя бы бросили в тюрьму за такие слова! Так что не забывай, кто я!

Я выдернула руку и бросилась бежать по знакомой дорожке, приподнимая окровавленный подол платья. Прохладный ветер гладил мое лицо, пытаясь осушить слезы… Кто-то говорит, что в такие моменты в душе образуется пустота. Нет, неправда… Пустоты быть не может… В такие моменты душа не умирает… Она становится храмом, в котором на алтаре лежит единственная святыня — воспоминание. Постепенно, со временем, воспоминание обесценивается, и его выбрасывают… Но я никогда его не выброшу. Я чувствовала себя эльфийским королем, который прятал открытую рану души под маской презрения, покуда судьба не смилостивилась над ним и не вернула украденное. Я посмотрела на кольцо, стерла с него кровь и поцеловала. Когда я буду думать о любимом, я буду всегда целовать его последний подарок… Я никогда не сниму это кольцо… Никогда… Я буду беречь его до конца своих дней.

— Я люблю тебя… Где бы ты ни был… — прошептала я, целуя бордовое зернышко, задыхаясь от боли и слез. — Что бы ни случилось, ты всегда со мной…

Глава двадцать пятая

Любовь слепа

Я лежала на кровати у себя дома, обнимая подушку. Часы тикали, отмеряя каждую секунду моего горя. Я целовала кольцо, вспоминая каждую минуту, проведенную вместе. Едкая, как кислота, мысль разъедала мою душу. Если бы я приходила на пять минут раньше, то это были бы лишние пять минуточек, которые мы провели вместе… А если бы на час? Или на два? А если бы я вообще не уходила?

— И-е-ри, — скривилась я, пытаясь задушить подушкой свои слезы. — Почему я не ценила? Почему?

Я плакала, целуя кольцо и вглядываясь в темноту. В какой-то момент я неудачно махнула рукой, и кольцо слетело с моего пальца. Тут же дрожащей рукой я включила свет, шаря в пыли под диваном, пытаясь найти свое сокровище, судорожно сглатывая и пристально вглядываясь в узор старого ковра. Вот оно… Моя радость, мое последнее утешение, мое сокровище… Моя прелесть. Я сидела, как Голлум, держа на ладони свое колечко с причудливой вязью на ободке, всматриваясь в хитросплетение узора.

«Я верю в мою Любовь», — прочитала я на внутреннем ободке. Буквы были настолько маленькие, едва заметные, но я тоже пока не стою в очереди к окулисту, протирая линзы и щурясь на номер кабинета.

«Анони… Тьфу ты! Окулист! Нам сюда! Занимаем очередь!» — читал песец, надевая на себя огромные круглые очки-линзы, в которых глаза становятся бусинками, а лицо приобретает новизну диссертации, легкую научную степень и украшает резюме, поданное в любой НИИ.

— Я верю в мою Любовь, — прочитала я еще раз, прикусывая дрожащие губы. Он в меня верит… Верит… Я в себя не верю, а он верит в меня… Спасибо, что веришь в меня… Ты единственный, кто в меня верит…

Я вспомнила ту самую первую встречу, оставившую неизгладимый отпечаток на моей неокрепшей психике. Нет, ну каким же он все-таки был милым… Да, хотел съесть. Но не съел же? «Любовь, которая не знает границ». Кто же мог подумать, что именно это рукопожатие перевернет всю мою жизнь, заставив полюбить ее снова…

Чтобы заглушить свои мысли, я включила старенький телевизор, который вполне мог исполнять обязанности радио в связи с качеством изображения. «…Надежда есть всегда! — отчетливо произнес гортанный женский голос, пока на экране шло серыми полосами изображение. — Главное, не унывай, девочка! Все образуется! — Я горько усмехнулась. — Рассосется твоя беременность!» Фу! Какая гадость! Я попыталась переключить каналы, но половина кнопок пульта не работала. «Главное, сражайся за свою любовь. Тебе только сейчас кажется, что все потеряно, но на самом деле все будет хорошо!» — раздался глухой мужской голос, а следом зашуршали дежурные аплодисменты. «Наши эксперты уже высказали свое мнение. Что скажет героиня? Муж застукал жену с пятерыми мужчинами в собственной постели. Простит ли он ее или нет? Мы узнаем в конце передачи! — заявил знакомый голос какого-то известного телеведущего. — Мы вернемся после рекламы! Не переключайтесь!» Я снова стала нажимать кнопки на пульте. «Вам никогда не быть вместе!» — раздался зловещий смех. «Нет, ты ошибаешься, мы будем вместе! Наперекор судьбе!» — раздался пафосный голос какого-то героя, словно он творчески вырос на утренниках в Театре юного зрителя. И тут же сквозь рябь что-то замелькало. Судя по ахам, охам и стонам, я не уверена до конца, как именно герой решил отомстить злу. И тот вариант, который промелькнул у меня в голове, сразу ставил фильму жирный плюс в прокате, выдавал режиссеру Оскар за «нестандартный сюжетный ход» и толерантность.

Сквозь слезы пробивалось растерянное любопытство. Почему-то, глядя в окно, я задумалась. А ведь каждую пятницу я буду, где бы я ни была, покупать коробку конфет, открывать ее и есть. Мы будем ее смаковать вместе. Ты и я. Только ты будешь в моих воспоминаниях. Ты тоже будешь есть конфеты вместе со мной. К концу жизни я буду весить под два центнера, и даже работники похоронной службы будут желать мне долгих лет жизни. Это будет единственный раз, когда «стервятники от людского горя» подерутся за право меня не хоронить.